Обыкновенная подлость

К 1990-му году с Марком Левиным я был знаком уже давно. Он был старше меня лет на 8, познакомились мы на какой-то конференции,
выяснили, что занимаемся сходными проблемами, подружились. Были знакомы и семьями.
Было несколько совместных публикаций, результатом стал солидный совместный препринт
"Комбинаторно-графовые модели обработки информации при принятии решений", вышедший ещё под эгидой Научного Совета.

Марк работал в некоем не слишком солидном учреждении, и у меня давно была мыслишка перетащить его к нам – и вот, с созданием ИАПа
эта идея обрела реальные очертания. О.М. внял моей просьбе – Марка приняли в наш сектор, да ещё и ведущим научным сотрудником
 (с окладом едва ли не больше моего).
Человеком он казался лёгким и неконфликтным, влился в наш сектор запросто.
Смутило меня, правда, как-то раз, что в какую-то свою работу он вставил большие куски из нашего
совместного препринта, причем именно те, которые написаны были мной, и фактически выдал он их за свои.
Какие-то объяснения он дал, я не придал этому особого значения.

Заметно расширив и углубив наши результаты, мы вдвоём подготовили книжку и представили её в издательство "Наука" (главная редакция физ.мат. литературы). Издание монографии в советское время было очень значимо, тем более в "Науке",  считавшейся флагманом научной литературы. Её долго тормозили, придирались к стилю написания, к специально подобранным эпиграфам к каждому параграфу, разделу, главе (даже к списку сокращений был отличный эпиграф из Ильфа и Петрова); но наконец, спустя пять лет всё же издали. Кстати сказать, предложенные нами алгоритмы решения сложных задач комбинаторной оптимизации ничуть не устарели – на книжку ссылаются до сих пор. Нам представлялось,что наш труд мог бы быть издан и за рубежом (что, помимо прочего, сулило и приличные материальные блага), так что мы перевели на английский первую главу, подготовили синопсис всей книги – дело было за малым: довести всё это до западных коллег. И вот летом 1990-го планировалась большая конференция по теории принятия решений в Штатах, туда ехала большая наша делегация под руководством проф. Ларичева из Института системных исследований. Мы тоже послали тезисы и полагали, что из этого может проистечь шанс представить нашу книжку за рубежом.

Но поехать туда вдвоём было бы нереально – и я уступил эту честь Марку (он был лучше знаком и с Ларичевым,
у которого работала его жена, и с организаторами конференции).
В общем, благословил я его, взял он все материалы и отправился. В начале июля у меня начался отпуск, я уехал,
а он поехал (тоже в рамках отпуска) уже позже, причем после конференции планировал ещё и
поездить по Штатам, показать книжку разным людям.

Какие-то червячки сомнения меня всё же грызли, и я предложил ему:
– Слушай, а вдруг ты вздумаешь там остаться? Оставь мне на всякий случай заявление об увольнении – мало ли что...
Он натурально возмутился: – Да ты что? Как ты подумал?
Ладно, подумал. И не зря...

В общем, вернулся из отпуска – первое, что слышу: а Марк-то в Штатах остался!
– Да ладно вам, – говорю. – Он просто хотел поездить там, книжкой похвалиться.
– Ага, ну-ну, конечно.
Поехал в сентябре на конференцию в Одессу, встречаю там людей, бывших в Штатах, 
они говорят: Марк-то и не скрывал, что будет пытаться остаться!

И в день, когда он официально должен был вернуться и выйти на работу, вызывает меня директор: где Левин?
Я честно говорю, что не знаю, для меня это неожиданность, – никто не верит.
Полагают, что это я его туда специально заслал, чтоб он почву подготовил и меня самого перетащил...

Заявление от него двумя неделями позже жена привезла, за барахлом его приезжала.
Кстати, бывшая жена – он, хитрован, с ней на всякий случай заранее фиктивно развёлся.

Но если бы только это!
Мы с Шумовым были в отпуске, он один был на работе – так он наш общий компьютер переформатировал,
и даже более того – нулями забил, чтоб, значит, никто его результатов не украл (был у нашего Марка
такой милый пунктик, боялся, что его разработки присвоят).
В итоге пропали и те вещи, которые делались без него. Вот такой широкой души человек.

Вся эта история имела очень неприятные последствия.
Времена были уже не людоедские, никаких обвинений мне никто не предъявлял.
Но сектор мой завалил напрочь два важных договора (один вёл лично Марк) – хорошо, хоть безденежных –
и был расформирован, меня перевели с понижением на должность старшего научного сотрудника,
почти готовая докторская накрылась медным тазом – защитить ее после всего этого стало нереально.
На меня косились как на зачумленного , кадровичка здоровалась подчёркнуто вежливо.
На Ученых советах (где я сидел по-прежнему как председатель Совета молодых учёных)
О.М., оглядывая собравшихся, при виде меня отпускал однообразные реплики
про подготовку научных кадров для зарубежных стран.
Никаких перспектив в ИАПе для меня уже не было.

Коллеги из других институтов, встречая меня на конференциях, посматривали странно,
а проф. Ларичев, столкнувшись со мной в кулуарах какого-то симпозиума, резко
отвернул в сторону. Возможно, из-за того, что бывшая жена Марка рассказывала про меня какие-то гадости.

Не делай добро – не получишь зла.
И я до сих пор не пойму, зачем ему было поступать столь подло и гадко.
Видимо, по совковой привычке считал, что все только и норовят его объегорить, обокрасть, помешать.
Фактически втоптал в грязь своих же товарищей, нагадил, причём осознанно, обдуманно.

Однако дальнейшая судьба Марка вовсе не была радужна.
Виза кончилась, остаться в Штатах он не смог, уехал в Израиль, где-то там кантовался,
работы там ему не было.
Вернуться тоже не мог (хотя втихаря приезжал продать квартиру покойной матери).
Вроде бы преподавал чуть ли не арифметику в каком-то женском колледже в Канаде.
Подробностей не знаю.

Но упомяну еще вот что.
Профессор Штойер из университета штата Джорджия вел базу данных по многокритериальному принятию решений,
списки ученых в этой области рассылались им бесплатно раз в полгода.
И вот, годом позже получил я очередной релиз – и вижу там Марка, и адрес есть:
Герцлия, пл. Сионизма, 1.
А я буквально недавно был в Израиле у родни, и даже мимо проезжал – это общежитие для репатриантов.
Знал бы – зашёл и морду набил. Но не знал...

Однако придумал, как презрение и злость свою излить, – взял официальный конверт со штампом ИАПа,
вложил туда красивую открытку, написал подобающее четверостишие:
Мечтая о жизни, большой и прекрасной,
Мой друг, не забудьте о факте одном:
Натура подонка становится ясной –
Сравни его просто с засохшим дерьмом!

Вложил туда же кусочек натурального дерьма в папиросной бумаге, запечатал, пропустил конверт через франкировальную машинку –
и послал по данному адресу, да еще и с уведомлением.
И получил Марк моё послание (оно же официальное, вроде как от ИАПа, ему наверняка было интересно).

Мысль набить морду, правда, осталась, и через пять лет, вновь оказавшись в Израиле, я не поленился подъехать по адресу,
но никакого Марка Левина там давно ужне не было.

(c) Анатолий Белкин & Дмитрий Белкин, 2008